Что происходило в Воронеже в дни августовского путча. Воспоминания участников событий

Воронежские политики делятся воспоминаниями о том, что происходило в августе 1991 года в нашем городе и своим нынешним мнением о ГКЧП

19.08.2016 12:11
МОЁ! Online

Читать все комментарии

Войдите, чтобы добавить в закладки

5818
  

Ровно 25 лет назад — утром 1991 года — граждане Советского Союза узнали, что Михаил Горбачёв «по состоянию здоровья» больше не может исполнять обязанности президента СССР. Что вся полнота президентской власти перешла к вице-президенту Геннадию Янаеву. А в стране создан некий Государственный комитет по чрезвычайному положению, который возглавили вице-президент, председатель КГБ Владимир Крючков, министр обороны Дмитрий Язов, министр внутренних дел Борис Пуго и другие консервативно настроенные руководители государства. В обращении ГКЧП говорилось о том, что политика реформ Горбачёва зашла в тупик и нужно остановить скатывание страны в пропасть. Попытка сменить курс в каждой республике СССР была воспринята по-разному. А провалился путч благодаря властям РСФСР (в частности, первому президенту России Борису Ельцину) и неожиданно острой реакции москвичей.

 

 

 

 

 

 

Вечером 22 августа 1991 года на здании на площади Ленина, 1, где располагались обком КПСС и облисполком,
спустили красный флаг и впервые подняли российский триколор.
Фото из книги Павла
Кабанова "Остров невезения"
Сейчас, спустя 25 лет, многие противники ГКЧП давно пересмотрели свои взгляды на события августа 1991 года. Ведь после краха путча за следующие четыре месяца рассыпался СССР. И вместо плавного перехода к рыночной экономике Россия буквально нырнула в дикий капитализм…

Сегодня мы вновь публикуем воспоминания о воронежских событиях августа 1991 года руководителя движения противодействия ГКЧП Виктора Давыдкина и первого секретаря обкома КПСС Ивана Шабанова. Ещё один наш собеседник — бывший губернатор Воронежской области Владимир Кулаков, который в 1991 году работал в центральном аппарате комитета Государственной безопасности СССР и возглавлял штаб по расследованию деятельности руководящего состава КГБ в дни путча.

Виктор ДАВЫДКИН: «Мы шли во власть с идиотской целью изменить мир»

ДОСЬЕ «Ё!»

— Виктор Алексеевич, события 19 — 21 августа, на ваш взгляд, это попытка государственного переворота или попытка сохранить страну?

— Как раз и то, и другое. Это была попытка сохранить существующую систему с помощью государственного переворота. Был законно избранный президент СССР, его отлучили от власти. Это переворот.

— Как вы узнали о создании ГКЧП?

— Честно говоря, я не сразу понял, что происходит. В тот день собирался везти всю семью на турбазу ВГУ «Веневитиново». Поэтому, когда дочь с утра сказала, что по телевизору что-то такое странное показывают, не придал этому значения. Мы сели в электричку в Берёзовой Роще и поехали в сторону Дубовки. И уже в электричке из разговоров людей я понял, какие события происходят в стране. И понял, что как депутат просто не могу пройти мимо. И тут же вернулся в город и поехал на площадь Ленина. Там уже стояли в пикете несколько депутатов Горсовета во главе с Анатолием Германом, которые держали плакат «Диктатура не пройдёт».

— Как реагировала милиция?

— Абсолютно никак. В те времена, в отличие от сегодняшних, пикеты и митинги можно было проводить везде. Я говорю: «Ребята, давайте организовывать действие, идёмте к Калашникову» (Виктор Калашников в то время был председателем облисполкома. Облисполком и обком партии, которым руководил Иван Шабанов, располагались в одном здании на площади Ленина, 1. — Ред.).

— Кстати, какой была позиция воронежцев?

— Нельзя не признать, что большая часть населения к действиям ГКЧП относилась одобрительно... Но мы уговаривали Калашникова определиться, с кем он. В итоге депутаты-демократы добились того, что в тот день состоялось совещание с участием депутатов и чиновников, которое транслировалось в прямом эфире по воронежскому радио. Мы предлагали активно стать на сторону законно избранной власти — то есть президента РСФСР Бориса Николаевича Ельцина. Большинство чиновников что-то мямлили о том, что нужно подождать. Был на этом совещании и Иван Шабанов, но он сидел в сторонке и практически не высказывался. Предположил лишь: «А вдруг Горбачёв действительно болен?» Это и понятно. Иван Михайлович — политик, у него была задача сохранить себя.

— Было ли у вас ощущение, что власть ослабла настолько, что её может взять любой?

— В какой-то момент да. Вечером 19 августа я собрал всех депутатов-демократов из городского и областного Советов. Не все, конечно, были единодушны. Но 10 человек создали «Общественный комитет содействия законной власти». Мы решили, что будем вести работу по трём направлениям. Контроль за местной властью, информирование населения и создание стачечных комитетов на предприятиях. Разместились мы в здании Горисполкома (нынешнее здание мэрии. — Ред.). У депутатов там было несколько комнат для приёма граждан. Какой-то добрый предприниматель привёз ксерокс. По тем временам этот аппарат был на вес золота. Мы копировали и распространяли свои листовки с призывом к гражданам дать достойный отпор путчистам и экстренный выпуск «Воронежского курьера». Если говорить про власть... Днём 20 августа мы узнали, что Виктор Калашников пошёл к врачу. Подумалось, что Калашников под каким-нибудь предлогом сляжет в больницу и наступит безвластие. И тогда я сказал коллегам: «Готовьтесь, может быть, нам сегодня придётся объявлять, что мы берём власть в Воронеже». Но Калашников остался на посту.

— Вспомните, пожалуйста, самый острый момент тех дней...

— Он же, как потом оказалось, был самым смешным. Три ночи мы провели у себя в штабе в здании Горисполкома. Там мы, конечно же, слушали зарубежные радиостанции. И в ночь на 21 августа одна из них сообщила, что из Еревана в Москву направляется танковая колонна. Естественно, пришла в голову мысль о том, что колонна может пройти через наш город. И вот часов в 5 утра 21 августа я просыпаюсь от какого-то гула. Бегу скорее ко входу в здание. На ходу думаю о том, что придётся ведь ложиться под эти танки. Открываю дверь, а перед зданием стоит и работает на холостом ходу первая утренняя поливалка...

— Каким вы видели будущее страны в те дни, когда выступали в поддержку Бориса Ельцина и российского руководства?

— Конечно, по тем меркам мы с моими соратниками считались оппозиционерами. Но на самом деле мы были нормальными социал-демократами. Поэтому идеальной страной считали Швецию, где национальные богатства распределяются между людьми равномерно, а человек получает по труду. Я не мог представить себе, что в нашей стране будут олигархи. И не мог даже предположить, что нас ждёт такое социальное расслоение. Мы шли во власть с идиотской целью изменить мир. А потом оказалось, что такие там не нужны. И во власти всё вернулось на круги своя.

— …И если бы у вас вдруг появилась возможность вернуться туда, в 19 августа 1991 года, как бы вы поступили?

— Абсолютно так же. А вот дальше активнее старался бы сделать так, чтобы страна пошла по шведскому варианту. Хотя, я думаю, не во мне дело и не в действиях российских властей. То, как быстро Россия вернулась в состояние рабства, показывает, что это устойчивое, стабильное состояние нашей страны...

— То есть вы считаете, что во всём виноват народ?

— Ну, если вспомнить октябрьские события 1917 года, то окажется, что большая часть населения в революции не участвовала. Большая часть населения повиновалась. Увы, в России людям удобнее жить в состоянии подчинения. Поэтому, что бы мы ни делали, всё равно оказались бы примерно в той же ситуации.

Иван ШАБАНОВ: «Телетайпограмму с просьбой поддержать ГКЧП мы уничтожили»

ДОСЬЕ «Ё!»

— Иван Михайлович, на ваш взгляд, августовские события 1991 года были попыткой государственного переворота?

— Нет, я думаю, это была попытка остановить развал Советского Союза. И её предприняли люди, которые болели за свою страну. Я всех их знал лично и могу так говорить. Но попытка неумелая.

О том, что в стране нужно вводить чрезвычайное положение, мы говорили давно, ещё с апрельского пленума ЦК КПСС 1991 года. Мы как-то уже подзабыли о том, сколько горячих, я бы даже сказал кровавых точек было на карте страны в 1991 году. Нагорный Карабах, Прибалтика... У меня перед глазами стоят беженцы из Узбекистана. Я сам лично принял в Воронеже 18 рейсов Ил-76 с женщинами, детьми и стариками. По-моему, их было около полутора тысяч. Они рассказывали, что в Узбекистане их, русских, в буквальном смысле слова выгнали из дома. В общем, в стране была уже такая обстановка, что введение чрезвычайного положения напрашивалось. И Горбачёв, я думаю, знал про создание ГКЧП и даже благословил его.

— Как вы узнали о создании ГКЧП?

— Как и все — утром 19 августа увидел сообщение по телевидению. Сразу подумал, что без Горбачёва здесь не обошлось. До этого, в начале августа страна была на грани, а он вдруг отправился на отдых в Форос. Мне кажется, он сам просто не хотел в этом участвовать. Мол, удастся — будет победителем на белом коне, а не удастся — ни в чём не виноват...

— Какие указания вы получали из Москвы?

— Да там всего-то пришла крошечная писулька за подписью секретаря ЦК Олега Шенина. «Прошу оказать содействие в поддержке трудовыми коллективами создания ГКЧП».

— Вы действительно уничтожили эту бумагу?

— Да, я сказал заведующему общим отделом обкома, что её нужно уничтожить.

— Почему же?

— Не потому, что я трусил. А потому, что всякий здравомыслящий человек понимал, что устраивать обсуждения ГКЧП в трудовых коллективах — это не то... Я посчитал неправильным идти в трудовые коллективы и агитировать после того, как ГКЧП завозился с танками в Москве. А вот «Обращение к советскому народу» я поддерживал двумя руками.

— У вас были телефонные разговоры с кем-то из руководителей страны в эти дни?

— Нет. Те секретари ЦК, которым я звонил, по спецкоммутатору не отвечали...

— Как вы думаете, те воронежцы, которые организовали штаб противодействия ГКЧП, — они были бессребрениками?

— Наверное, да. Во всяком случае, многие из них так и не стали богатыми людьми. Хотя, чтобы хоть какое-то богатство иметь, нужно иметь голову и кое-что уметь делать. А эти люди в большинстве своём, кроме «ля-ля-ля», ничего не умели... В целом народ же очень спокойно ко всему отнёсся. И говорил о ГКЧП одобрительно. Вот, например, у нас в Воронеже Давыдкин призывал всех устраивать стачки и забастовки. Хоть одно предприятие на его призывы откликнулось? Нет.

— Зато уже 24 августа впервые в истории Советского Союза эти люди, обычные граждане, пришли и опечатали кабинеты партийных работников...

— Да, плохие это были для нас дни, конечно. Ну ладно — Иванов, Петров, Шабанов пережили. Но вот в какую яму потом опустили страну! Джон Мейджор в те дни сказал, что теперь задача России — снабжать сырьём высокоразвитые страны. Но для этого нужно всего 50 — 60 миллионов человек населения. Что может быть циничнее?

— Так могла ли история тогда, в 1991 году, повернуть по-другому и что для этого нужно было?

— Я думаю, что нет. ГКЧП — это только эпизод, и не такой большой эпизод в развале Советского Союза. К моменту создания ГКЧП многие республики объявили об автономии. ГКЧПисты были обречены. Они не были уверены в том, что делают. И не было лидера среди них — такого, который мог бы повести всех за собой...

Владимир КУЛАКОВ: «Здание на Лубянке мы защищали с автоматами и гранатами»

ДОСЬЕ «Ё!»

— Владимир Григорьевич, как сотрудник КГБ, вы о создании ГКЧП, наверное, узнали раньше многих других?

— Да нет, как и все — утром 19 августа. Только не из телевизионного сообщения, а когда увидел танки у себя под окнами. Мы с супругой жили тогда на проспекте Вернадского, и именно по нему в Москву входила военная техника (в 7 утра в тот день по приказу министра обороны Язова в Москву были выдвинуты Таманская мотострелковая дивизия, Кантемировская танковая дивизия, 106-я воздушно-десантная дивизия. — Ред). Конечно, сразу же поспешил на работу. В 10 утра нас собрал Крючков. Он сказал, что обзвонил республики — Украину, Беларусь, Казахстан и другие — и что их руководство поддерживает ГКЧП. Нам было поручено отслеживать ситуацию в регионах и в региональных Управлениях КГБ.

— И какой же она была?

— В основном спокойной. Воронежское Управление КГБ в эти дни было предельно осторожно. А вот руководитель одного из управления на Дальнем Востоке собрал подчинённых и приказал им активно поддерживать ГКЧП, за что лишился своей должности уже на следующий день после краха путча.

— Какой момент в эти дни был для вас самым острым?

— Это было уже после провала ГКЧП вечером 22 августа. Я работал в здании КГБ СССР на Лубянке. В тот вечер на площади демонтировали памятник Дзержинскому. И разгорячённая толпа собиралась брать штурмом здание КГБ. Нам выдали оружие, каждый получил свою точку обороны. У меня это было окно моего кабинета, у которого я стоял с автоматом и гранатой и готовился отражать нападение. Кровопролития удалось избежать чудом. Мои коллеги смогли в ту ночь связаться с помощниками Бориса Ельцина и передать ему информацию о возможном столкновении. Ельцин сам приехал на Лубянскую площадь и остановил попытку штурма.

— На ваш взгляд, события августа 1991 года — это попытка государственного переворота или попытка спасти СССР?

— Да что там на мой взгляд! Даже суд признал, что никакого переворота не было. Страна нуждалась в порядке, в нормальном управленческом воздействии. А в годы перестройки было одно балабольство. Однажды я смотрел секретную видеозапись посещения Горбачёвым космодрома и осмотра советского орбитального корабля «Буран». Знаете, что он сказал учёным? «Космодромов понастроили, а есть в стране нечего». Так, словно это учёные, а не он в этом виноваты. Поэтому о создании ГКЧП заявили не преступники, а патриоты, болеющие за судьбу страны. Другое дело, что сделано всё было неумело. Такие вещи нужно было поручать не генералам, а людям в звании пониже — полковникам например. В отличие от генералов они практики и провели бы всё профессионально.

В ТЕМУ

«Это были самые счастливые дни моей жизни»

Одним из членов штаба сопротивления ГКЧП в Воронеже в августе 1991 года был 27-летний работник завода «Электросигнал» Сергей Непрокин.

— Я с 1989 года поддерживал демократов. В 1990-м половина отдела вышла из КПСС вместе со мной, — вспоминает Сергей. — Поэтому просто не мог не прийти 19 августа в штаб. Эти дни до сих пор вспоминаю как самые счастливые три дня в моей жизни. Но вспоминается и другое. Как уже после разгрома ГКЧП на «митинге победителей» в Воронеже громче всех выступали те люди, которых мы даже не видели в штабе сопротивления. Именно эти люди очень скоро заняли властные кабинеты. И уже к концу 1991 года эти новые политики получили льготы и привилегии, с которыми мы так боролись. Один из них честно сказал моему знакомому коммунисту: «Раньше ты так жил, теперь я так пожить хочу». И теперь, с учётом опыта прошедших лет, всё чаще думаю, что если бы время можно было повернуть вспять, я был бы уже на стороне ГКЧП…

 

Подписывайтесь на «МОЁ! Online» в «Дзене». Cледите за главными новостями Воронежа и области в Telegram-канале, «ВКонтакте», «Одноклассниках», TikTok, и YouTube.