«Если бы не приёмные дети, после гибели родного сына я бы сошла с ума»: ЧАСТЬ II

Продолжение материала о воронежских семьях, ставшими родными для чужих детей. История Анны и Игоря Калагастовых, которые воспитывают четверых приёмных сыновей и дочку. И откровенный разговор с Татьяной Прониной — председателем регионального клуба замещающих семей и мамой… 17 детей.

Первую часть — о непростом пути Марины и Михаила Агафоновых и их шести приёмных сыновей и дочек — читайте здесь.

«Каждый приходит в этот мир зачем-то»

«Зачем вам это нужно?» — я спрашивала всех приёмных родителей — героев своего материала.

Ответ Анны Калагастовой — мамы пятерых приёмных детей: «Каждый человек приходит в мир зачем-то. Когда двое моих родных детей — сын и дочь — выросли, я задумалась, что ещё могу сделать в жизни, чтобы оставить след. А дети — один из самых больших и важных следов».

Анне 50 лет. Она — Анна Владимировна Калагастова — педагог в четвёртом поколении: доцент кафедры французского языка и иностранных языков для неязыковых профилей воронежского педуниверситета, кандидат педагогических наук. Её муж Игорь Иванович — слесарь на вагоноремонтном заводе, ему 54 года.

Когда мне дали телефон Анны — предупредили: «Аккуратнее. Она недавно потеряла родного сына. 8 марта было 40 дней».

Помните, в январе случился взрыв газа в частном доме на Советской улице? 23-го числа. Писали, что тяжело пострадал парень 27 лет, через шесть дней он умер в больнице. Это был Илья Калагастов. Профессиональный музыкант и композитор. Илья получил глубокий ожог 85 процентов тела и тяжелейшее повреждение внутренних органов — от взрывной волны. Врачи говорили матери: «Молитесь». 8 марта родные собрались за поминальным столом, а у Ильи на этот праздничный день были другие планы — о них знает лишь мама. Любимая девушка, с которой он встречался шесть лет, узнать не успела.

Это странная и тёмная история. В СКР возбудили уголовное дело, заявив, что — предварительно — труба газопровода под землёй соприкасалась с электрокабелем, её стенка перетёрлась, газ просочился в дом. Илья с девушкой жили в смежном с родителями доме — молодые снимали его. Рвануло в комнате хозяина, которая стояла закрытой, туда никто не входил, газового оборудования там не было (и оно в итоге оказалось исправным). Невеста утром ушла на работу, а Илья в этот момент спал через стенку.

— Причину случившегося мы не знаем до сих пор, — Анна прижимает к груди младшего из своих детей, двухлетнего Макара. — Перед нами не извинились ни газовая служба, ни город — нет человека, и ладно… Когда всё произошло, мне предлагали временно отдать детей в другую семью. Мол, тяжело, такой стресс. Мне действительно пришлось обратиться к психологу. Но расстаться с детьми я не согласилась категорически. Без них я бы сошла с ума.

Анна говорит: дети смерть Илюши тоже переживают тяжело («Мы же… семья — понимаете?!»). 12-летний Ваня с Ильёй были не разлей вода. То не просто дружба — невероятная духовная связь. Илья занимался им, учил музыке, устроил в секцию вольной борьбы. Всё улыбался: музыканта, дескать, из Ваньки не выйдет — зато мужиком вырастет! С Ваней до сих пор работает психолог.

«Всё решает «химия»

Он — Ваня — их с Игорем «первенец». Появился у Калагастовых в августе 2019-го совсем большим — ему было целых семь лет. Илья тогда уже взрослый, после срочной армейской в танковых войсках, родная младшая дочь Наташа окончила школу. А Анна, как человек науки, продолжала думать и анализировать в поисках смысла своей жизни. Мысли замыкались на детях.

— Я много читала о приёмных семьях. В этот же период судьба вдруг свела меня с прекрасными женщинами, которые уже их создали. Уверена: не случайно. Поделилась с мужем, с сыном и дочерью. Все поддержали. Мы осознанно пошли на этот шаг.

Знакомиться с Ваней Анна поехала в больницу, где он тогда находился. Это стандартная «передержка», после которой — казённый дом. Открыла дверь — встретилась глазами с Ваней.

— И у меня подкосились ноги. Я вспомнила, где и когда видела точно такие же глаза — впалые, пустые, не выражающие ничего, кроме боли. Была середина 80-х, мне лет 13 — и наш класс повезли на экскурсию в один из Домов малютки. Мы попали на время обеда. И вот сидят за одинаковыми столами одинаковые дети в одинаковой одёжке, едят из одинаковых чашек одинаковую еду… И у всех одинаковый взгляд.

Анна, как и другие приёмные родители, говорит слово «химия». Ванька мгновенно стал «своим», после всех формальностей был доставлен домой. Отправился на кухню, открыл ящик стола. И залился смехом: «А зачем вы на кухне расчёски держите?».

— Оказалось, он не знал, что такое вилки. Что вообще такое столовые приборы — первое время всё ел руками. Из фруктов знал только яблоки. Раньше мы с мужем думали, что дети-маугли — это сказки, но Ваня наш кругозор расширил (улыбается. — Авт.). «Мама» и «папа» не решался нам сказать месяца три. Меня «тётя Аня» называл.

Ровесники ходили в школу — Ваньку записали в детский сад. Мама и папа водили его по дефектологам, на физиопроцедуры, отдельную терапию парень прошёл в зоопарке: четвероногие доктора подчас могут немало. После экзамена Ильи на семейном совете решено было записать Ивана в музыкальную школу. И вуаля: через год он первоклассник. Сейчас его любимые предметы — окружающий мир и английский язык. «Молодец!» — говорю маме.

— Главное — правильная мотивация, — улыбается она фирменной учительской улыбкой. — Я не хочу представлять, что было бы с ним, если бы я тогда не поехала к нему в больницу. Не знаю, что с его родителями. Знаю лишь, что в последнее время он жил с престарелым дедушкой.

«Рискнуть полюбить ребёнка»

У Калагастовых тоже принцип: не раскручивать прошлое детей. Они в нём не виноваты. Но имеют право на счастье, и их задача — дать его им.

— Дети знают, что мы им не родные мама и папа, поэтому у них другие фамилии, — говорит Анна. — Я учу их, что так бывает в жизни и они должны носить эти фамилии и гордиться ими. На День матери в детском саду нашей Ксюше дали задание нарисовать маму. Мне потом звонит воспитатель: говорит, удивительный она сделала рисунок — маму изобразила в сердце — и объяснила, что она, Ксюша, «рождённая сердцем». А это я им всем так говорю.

Ксения и Кирилл — брат с сестрой — появились у Калагастовых через два года после Вани. Ей сейчас четыре года, ему пять лет. Тоже сработала химия: «Красотка Ксюша уже тогда была куклой. Она и сейчас кукла. И знает это!» Обоих, правда, пришлось долго учить объятиям и поцелуям — они не знали, как это.

А вот их «крайние» (слово Анны) — в июле будет первая годовщина совместной семейной жизни — братья: шестилетний Серёжа и уже знакомый нам двухлетка Макар. «Хотя он как раз на правах главы», — улыбается мать. Макар, когда они его увидели в больнице, был в таком состоянии... Даже не мог сидеть. А сейчас как волчок. Серёжка — «знайка». Обожает, когда ему читают книги, пытается читать сам. Но характер разрушительный. В прямом смысле: в детской предстоит ремонт, потому что за восемь месяцев Сергей умудрился подрать обои, отодрать пластиковые панели, а те, что не поддавались, превратились в дуршлаг.

— Это не агрессия, — говорит Анна. — Он сам не может объяснить, зачем так делает. Прежде чем мы его нашли, Серёжа восемь месяцев прожил в приюте. И вынес оттуда весь спектр нецензурной лексики. Это полбеды. Он воровал. Да (качает головой. — Авт.). Первое время норовил умыкнуть всё, что плохо лежит: сосиску, половник, отвёртку — и прятал под подушку. Нельзя за это ругать! С этим надо разбираться со специалистами, психологами в том числе. Единственное наказание в нашей семье… Видите деревянную лавку в коридоре? Это лавка наказания. Нашкодил — сядь и подумай.

Когда за Анной и Серёжей закрылась дверь приюта и они направлялись к машине, чтобы ехать домой, он ей горячо рассказывал: «Мама, я тебя столько ждал! Я просто смотрел не в ту калитку. Я смотрел в одну, а ты вошла в другую!»

…Страсть Анны — собаки: у неё официально зарегистрированный питомник. Рассказывает:

— У потенциального покупателя всегда спрашиваю: «Зачем вам собака?» И если слышу вроде «у всех есть, порода красивая», отвечаю: «В нашем питомнике для вас, к сожалению, собаки нет». А тут — взять чужого ребёнка. Не надо бояться. Но необходимо осознать для себя цель: зачем это мне и чем я смогу помочь.

Анна и Игорь признаются: были дети, которых они брать не стали. Именно потому, что не прожгло сразу: «Только если ты рискнёшь полюбить этого ребёнка — всё получится».

«Мы их не делим!»

Калагастовы и Агафоновы говорят: замещающие семьи — а это и приёмные, и те, в которых усыновлённые дети, и опекунские, — одна большая семья. Они в постоянном и тесном общении: слёты, форумы, обучающие курсы, совместный отдых, «просто поговорить». Это даёт ресурс: и образовательный, и моральный. В своих рассказах Марина и Анна часто с благодарностью вспоминали одного человека: Татьяну Александровну Пронину. Татьяна же меня с ними и познакомила. А я с Татьяной познакомилась случайно: «ВКонтакте» подбросил мне ссылку на воронежский клуб замещающих семей «Рождённые сердцем», где она председатель. Клубу официально пять лет. Сейчас в нём 170 семей — это 252 родителя (в некоторых только мама или только папа), 540 детей до 18 лет и ещё 208 — «детей» уже взрослых. Тысяча человек — представляете «семью»?

У Татьяны с мужем Александром 17 детей: от четырёх до 42 лет. Девять дочек (старшая Наташа и сама уже приёмная мама) и восемь сыновей. Несовершеннолетних, которые сейчас живут с ними, — семь. Начинаю традиционно спрашивать, сколько родных, сколько…

— Пишите просто — 17 детей.

Пронины тоже «из простых людей»: она до пенсии работала в Роспотребнадзоре помощником санитарного врача по радиационной гигиене, он — автомехаником (это к типовому суждению, будто «приёмных детей отдают избранным»). Их родительский путь потрясает. Взять первого ребёнка предложил муж. «За-чем?» — «Нерастраченная любовь».

Родные люди не могли принять их выбор долго. А на 30-летие совместной жизни супруг задумал устроить праздник. Да не просто, а с представлением и концертом. Старшая дочь — человек искусства, профессионально занимается вокалом, организацию взяла на себя. И вот собрались все самые близкие. Дети — а тогда их было пять — пели, читали стихи.

— И в тот момент лёд тронулся.

С тех пор прошло 13 лет. У Прониных прибавилось 12 детей. Татьяна успела побыть руководителем воронежского отделения московской общественной организации «Социальное содействие семьям региона», которая объединяла замещающие семьи. В 2019-м организация распалась. И Воронеж создал свой клуб.

— Название выбирали долго. В чате запустили голосование, — вспоминает Татьяна. — «Рождённые сердцем» предложила журналист и многодетная приёмная мама Елена Головань. Такие клубы есть и в других регионах, мы дружим, делимся опытом. Конечно, некоторые семьи выгорают и подходят к решению вернуть ребёнка. Это стресс и для самих родителей, а уж для ребёнка... Представьте, каково понимать, что «от меня опять отказались». Причины разные. Чаще потому, что нет взаимопонимания: некоторые дети начинают манипулировать: «Хочу обратно в интернат», накладывается подростковый характер, наследственность. Надо осознать сразу: легко не будет, ребёнок может внезапно заболеть — и не только простудой, не каждый из таких детей после 18 лет захочет сохранять с вами связь — не то что подать стакан воды в старости. К счастью, в нашем клубе процентов 70 возвратов удаётся предотвращать. У нас психологи-волонтёры, они постоянно обучаются, повышают квалификацию. Да и просто доверительное общение, совместные попытки разобраться помогают и мотивируют. Хотя есть те, кто сходит с дистанции ещё на этапе школы приёмных родителей. Но это и лучше.

Хрупкая грань: почему не усыновить — чтобы без права на отступление? И тут, объясняет Татьяна, снова вопрос о здравой оценке своих целей и возможностей. У тебя есть ресурсы, моральные, материальные, чтобы этого ребёнка поднять, ввести в общество, обучить его профессии, обеспечить жильём? Ты готов, что его прошлое может аукнуться суровыми проблемами, и уверен, что сможешь их принять? Плюс возраст. До решения о приёмном ребёнке обычно созревают те, кто уже вырастил и отпустил своего.

А ещё мы поговорили на любимую тему «заработать на приёмышах». И сошлись: это миф, поворинская история — исключение. Если ты принял такого ребёнка в сердце и задался целью ему помочь — тебе придётся тратить гораздо больше, чем платит тебе государство. Все эти массажи, ЛФК и логопеды, психологи и танцы с футболами, семейные поездки в лес на шашлыки и на море — на это приёмным родителям государство денег не печатает.

...После разговора с Татьяной Прониной я открыла наугад сайт одного из детских домов региона. Там порядка 80 ребят и примерно столько же сотрудников, которым, конечно, низкий поклон. Судя по бюджетной смете, на 2024-й из областного бюджета ему выделено 79,45 миллиона рублей, из них больше 41 миллиона — на фонд оплаты труда. Тема же чиновничьего аттракциона на «золотых сиротских миллиардах» в масштабах государства — отдельное непаханое поле. Поэтому давайте вопрос о «бизнес-планах» приёмных родителей закроем. За каждую потраченную копейку из выплаты на содержание ребёнка — той самой, которая аж 12 тысяч 823 рубля при «детском прожиточном минимуме» в 13 тысяч 41 рупь — они, к слову, перед опекой отчитываются.

И ещё. «Мамой» и «папой» большинство этих детей назовёт вас сразу. Тех, кто решит поартачиться, за пару дней убедят другие: «Иди, говори «мама». Не то в приют вернут. А так будешь жить с нами — дома».

Читайте также: «Воронежцы стали реже брать на воспитание сирот из детдомов».